18.10.2019

Генеалогия атеизма

Хокинг

Стивен Хокинг был фигурой что называется знаковой, и его уход можно назвать символическим завершением эпохи классицизма в науке, эпохи романтического материализма и феноменализма, эпохи индуктивного метода и веры в замкнутость аксиоматики. Сегодня классика если формально себя ещё не исчерпала, то морально она уже мертва, мифический предметный мир стремительно теряет свою актуальность в натурфилософии, а в фундаментальных исследованиях он уже практически отменён, выявлен как иллюзия наблюдателя. Массовое признание это научное откровение получит ещё не скоро, поскольку сей факт почти никак не влияет на инерцию колеса внешней жизни, так же как откровения античной философии за тысячи лет не повлияли на времена и нравы.

Широкой публике Хокинг известен как «величайший учёный современности». Не факт, что с научной точки зрения такой эпитет подлинно применим, его человеческие достижения имеют скорее больший резонанс, чем научные, это личность скорее культурного масштаба, и у таких людей постоянно спрашивают «если ли Бог?» (существует миф, что наука глобально занята исключительно поиском доказательства или опровержения богобытия). Кого как не Хокинга об этом спрашивать, с его драмой и его знанием материи. Тут опять возникает старый спор о полярной противоположности гуманитарного и научного знания, хотя в вопросе «Бога» гуманитарии и технари скорее равноправно соревнуются, нежели могут претендовать на эксклюзивное право что-то решать, ещё точнее — они в равной степени беспомощны решить этот вопрос в рамках своих парадигм.

Спрашивать у Хокинга о существовании «Бога», это всё равно, что у римского Папы интересоваться мнением о реальности тахиона. Я не хочу сказать, что Папа о «Боге» как-то достоверно осведомлён, я этого не знаю, да и юридическое место главы церкви не обеспечивает фактическое богоприсутствие — шехину. Не стану также утверждать, что Хокинг в своих суждениях о «Боге» ошибается, можно ведь только догадываться, что определённого он имеет в виду под неопределяемым смыслом слова «Бог». Речь скорее о том, что дисциплинированный и строгий ум должен понимать пределы компетентности, в которых любые его рассуждения и ответы на вопросы действительно актуальны. Понятно, что поп-культуре постоянно нужны жареные факты и громкие заголовки, и будут нужны ещё долго, пока она не прогорит и не оглохнет окончательно, тем не менее, если у вас нет собственного рационального ответа — говорить о несуществовании любых иных вариантов это как минимум иррационально, даже религиозно, с верой в себя, как в источник предельных аксиом.

Вряд ли атеизм когда-либо воплощал в себе именно «неверие в Бога», это слишком затратно, проще вообще не иметь мнения на этот счёт, тем более концепции. Другое дело, что атеизм всегда был антитезой религиозности, и даже не всей, а только той её части, которая невольно требует или ждёт пассивности от интеллекта. Атеизм, в сущности, есть «базаровщина» — болезнь роста, спонтанный бунт против страданий или несправедливости в человеческом их понимании, которые религиозность не может компенсировать иначе как списать на «волю Богов». Атеизм в целом это такая стадия эволюции, когда мистическая астральная впечатлительность уже не имеет власти над сознанием, а интеллектуальная интуитивность ещё не имеет власти. Человек предоставлен буквально самому себе, он уже не атлант, но ещё и не арий — классический тип современного цивилизованного индивида со своими частными проблемами, и «Богом » в этом экзистенциальном провале является собственное «я» человека, а конкуренты этому даймону не нужны.

Уроборос аксиоматики (лирическое наступление)

О генеалогии атеизма вроде и нужно говорить подробнее, основательнее, но тут ведь такое дело, что обосновывать явления общечеловеческого контекста невозможно, не прибегая к сверхчеловеческим реалиям, а как это сделать корректно в рамках современных требований к рациональности? Мы ведь «обоснованность» поверяем человеческой нормой разумения. «Эзотеризм», например, в эту аксиоматику не входит, он «мощнее» (матем.), а просить «поверить на слово» в те или иные оккультные нормы нельзя, не теряя при этом рамок рационального разговора. Эзотеризм в этом смысле намного жёстче атеизма, он одновременно и признаёт «Бога», и запрещает «верование» как метод, и с такой «строгостью» не всякий способен справиться сразу, «неверующему» трудно найти импульс и вектор движения, а «верующему» трудно достигнуть подлинной цели. Очередной парадокс.

Эзотерический символизм — он как чёрный квадрат Малевича. Зритель должен сам стать соавтором, причаститься к субъекту смысла, покинуть зону пассивного внешнего наблюдателя на бьеннале феноменального бытия, ведь ничего кроме чёрного квадрата с такой точки наблюдения и не видно. Стоит ли удивляться, что для большинства старателей в рудниках культурных столичных очередей на Серова и Куинджи «Квадрат Малевича» есть очевидное шарлатанство, то ли дело «Грачи прилетели» — красота.

С атеизмом та же история, его можно было бы объяснить одним квадратом в треугольнике, но только если вас не интересует перспектива понимания такого объяснения окружающими. Ирония исторического момента сегодня в том, что человек уже знает, что он ничего не знает + не сможет узнать привычным образом познания, но жизнь продолжается, и вслед её приходится продолжать невозможным образом узнавать что-то новое. Только на то и надежда — на безысходность традиционного склада ума.

Известно, что невозможно выстроить замкнутую (как уроборос) систему аксиом. В любой аксиоматике что-то будет всегда недоказуемо, а что-то из неё будет невыводимо (теорема Гёделя). Философы в этой тесноте вынуждены были выдумывать априорное и апостериорное, словно бы наличие эпитета что-то меняет. В математике, например, невозможно математически доказать истинность 1=1, даже вопрос так поставить нельзя, математику он вообще не интересует, для неё «1» это исходная данность, начальное условие бытия, или, как сказал бы Лейбниц, «истина разума» — абстракция. Антиподами единицы является 0 и ∞, и их так же невозможно определить математически, только символизировать. [Интересно, что полноценно помыслить единицу невозможно точно так же, как и помыслить бесконечность, ноль или пустое множество, однако в силу специфики ума и чувства самости человек делает это с магической лёгкостью.]

Мы можем только признать условность единицы, её символичность. То есть фундаментом и условием математики является эмпирическое мнение человека о том, что в реальности существует дифференциация, и это мнение есть единственный видимый фундамент математики. Если говорить точнее и эзотеричнее, то фундаментом математики является синтетическое чувство «я есть». Следовательно, и ответ на вопрос о реальном смысле «числа» находится в познании причин дифференциации вообще, а это уже довольно метафизично, как для физики метафизична природы гравитации, например. Логического же обоснования математики найти невозможно, хотя многие и пытались ­— нет точки опоры, нужно выйти за рамки интеллекта.

Аналогично внутри человеческой онтологии неизвестна и невыводима и начальная причина существования человека, и конечная цель этого существования (смысл жизни). Для человека его жизнь — данность, логическая единица. Внутри этой данности вы можете выстраивать любые ценностные логики, любую онтологию — «ради наших детей» или «ради всего святого» — как вам надо, критерий тут только эффективность. Однако, вы не сможете абсолютизировать эту локальную истину «я», вам для этого не хватить оснований, мощности. Вы так и останетесь в неведении о реальном содержании вашего бытия, довольствуясь доступным для понимания смыслом. Впрочем, вы можете отказать самой рациональности в праве что-то решать. Помните как в Платоновом «Федоне»:

– Признаём мы, что существует справедливое само по себе, или не признаём?
– Ну разумеется, признаём, клянусь Зевсом.

— а можем и не признавать, почему нет, если всё дело в категоричном императиве с опорой на безответного Зевса? Правда, вслед за отказом справедливости в существовании вся гуманность, мораль, этика, логика — всё «разумное» и «справедливое» отправляется на свалку мнимых условностей, поражается в правах, и тут явно есть что терять. Или всё же нет нашей власти над справедливостью и не нашим произволом она обусловлена «сама по себе»?

Вовсе не случайно история идеализма повествует о неизбежном терроре, которым постоянно заканчивается всякая попытка абсолютизации ограниченных умом истин. Мало признать существование «справедливого» самого по себе, нужно ведь ещё и себя самого отвадить от претензий на справедливость, но кому это надо. Все хотят быть на правой стороне истории, а не на левой, но внутри ума нет истины и правоты, он «пуст», ум нельзя понять умом и смысл существования невозможно формализовать внутри существования, нужно продвигаться за пределы платоновой пещеры восприятия.

Аналогично в науке. Во времени нам недоступно научное знание о реалиях до большого взрыва и после тепловой смерти Вселенной. Тот же Хокинг говорил, что это события вне времени, а значит и вне науки, рассуждать тут не о чем, нет логического механизма для установления причинно-следственных связей. В пространстве так же недоступны реалии ниже планковских вибраций и выше скорости света. «Недоступны» буквально, не в том смысле, что наука ещё не знает, а в том, что сама наука и научный метод (основанные на способности ума различать дифференциации) локализованы внутри этих ограничений и в принципе не выйдут из этой локализации, не перестав быть самими собой (не перестав быть человеческими, если хотите).

Так и генеалогию атеизма в рамках классического гуманитарного знания рассмотреть нельзя, у антропологии не хватит компетенции, она может рассмотреть только статистику феноменов, историю, выслушать массу произвольных мнений. Эзотерически же тема довольно интересная.

генеалогия атеизма

От аскетизма к отречению

По картинке тезисно:

• Три мира (физический, эмоциональный, ментальный) являются метафизическими аналогиями агрегатных состояний физического вещества: твёрдое, жидкое, газообразное.
• Применима аналогия корпускурярно-волнового дуализма, где чётные миры проявляют волновые качества (жидкость, плазма), а нечётные — корпускулярные (твёрдый, газообразный).
• Чётные резонируют с чётными (2-4), нечётные с нечётными (1-3); между собой соседние планы в определённом смысле метафизически «конфликтуют»; урегулирование всех конфликтов ведёт к окончанию цикла существования в трёх мирах.
• Человек, как микрокосмическая аналогия «логоса», является духовным двигателем материальной эволюции и проходит на эволюционном пути через все три мира, «овладевая» всеми материями, отождествляясь, погружаясь в иллюзию и освобождаясь от неё.
• Функция эволюции в каждом мире находит свой экстремум максимум, выраженный неким «культом», и минимум — в точках соприкосновения между мирами, точках наложения асинхронных вибраций.
• Аскетизм > атеизм > отречение — это три минимума, переходные состояния сознания, когда фокусировка точки эволюции, достигнув определённой полноты опыта, переносится из одного мира в другой, отбрасывая предыдущие формы и шаблоны существования; в этих точках, эзотерически говоря, имеет место «наложение нового ритма».
• Известная нам сегодня история цивилизации рассматривает активность человека «арийского» в послепотопном мире — мире по большей части затопленном астральной водой (эмоциями и желаниями); современную цивилизацию правильнее считать постатлантической, или кама-манасической, нежели арийской.
• Лемурийское и атлантическое состояние сознания представить умом невозможно без предварительного регресса.

Если физика вполне хорошо знакома с объективными «законами природы», то гуманитарная сфера почти ничего не знает о субъективных законах природы, обуславливающих содержание бытия, а не форму бытия. Пытаться выяснить эти законы на основе статистики и анализа их феноменальных последствий (истории) примерно так же непросто, как если пытаться абстрагироваться от «картинки» кинофильма, ничего при этом не зная о кинематографе как искусстве и технологии. Можно вспомнить, как испугались первые зрители «Прибытия поезда», или какую панику вызвала радиопостановка «Войны миров» Уэлса, например. Современный мыслитель аналогично принимает видимый мир за чистую монету, пугаясь и пытаясь как-то вписаться в происходящее, соответствовать предполагаемым правилам игры. И спонтанность и тенденциозность исторических событий выглядит одинаково подлинно и самодостаточно, если не понимать законов жанра, в рамках которых это события планомерны и тривиальны, как чеховское ружьё, которое если уж висит в первом акте «спонтанно» как декорация, то жди от него вполне планомерной стрельбы чуть позже. Никто ведь не называет «пророком» математика, рассчитавшего физическую траекторию полёта камня, такого математика нужно поместить в довольно первобытное окружение, чтобы его тривиальные расчёты воспринимались как «пророчества».

Возникновение тренда на «атеизм» — это событие планомерное и неизбежное, во времена, не поддающиеся датировке, «предсказанное» (в силу метафизических расчётов) как обязательный атрибут так называемой «кали-юги». Люди не выдумывают и не решают, быть атеизму или не быть, так же как не решают они есть им пищу или не есть. Законы природы не детерминируют каждый шаг человека, но универсальные условия движения эволюции они обуславливают непреложно, только вот если падение яблок под воздействием гравитации для нас наглядно, то падение ума под тяжестью духа не очевидно, а оно есть.

«Аскетизм» возник вследствие чувственного распознавания атлантическим человеком «добра» и «зла», которых человек лемурийский вообще не ведал, настолько он был далёк от «тонких материй». Кризис этого распознавания (первый духовный кризис) параллельно с ростом «греха» привёл и к практике религиозного «аскетизма», или «умерщвления плоти», говоря языком всё той же Махабараты, которая с эзотерической точки зрения считается исторически основанной именно на атлантических событиях, современной истории не известных.

Через отказ от норм телесного существования человек пытался реализовать мистическое чувство, освободиться от привязанности к материи через дисциплину и преданность идеалу.

Аналогично и «атеизм» в своё время на более высоком витке эволюции возникает вследствие ментального распознавания «истинного» и «ложного», не в том смысле, конечно, что «Бог» есть ложь, а в том смысле, что божество теологии является личностной концепцией самих людей, экзальтацией самости человека, и потому рациональной проверки умом этот концепт не проходит, а все претензии на абсолют со стороны локального религиозного догматизма слабы, они не имеют реальных оснований и мощности, способной обусловить критическое мышление. Критическое мышление побеждает и поднимает атеистический флаг восстания против иррациональности «верования» вне «познания».

Ещё позже в эволюции человека наступит момент интуитивного распознавания «реального» и «нереального», который приведёт к кризису «отречения», теперь уже глобальному антагонизму по отношению к иллюзии жизни в трёх мирах вообще. В культуре через пророчество этот кризис известен как «Судный день» — критический момент общечеловеческой эволюции, где человечество разделится на тех, для кого все ценности и цели объективного существования будут видны как иллюзия, и тех, кто подобно юноше из притчи про игольное ухо и верблюда (который «услышав слово сие отошел с печалью»), останется по другую сторону эволюционного порога. Аналогичный малый «судный день» случается рано или поздно на пути каждого перерождающегося индивида.

Такова общая картина, генезис и внутренняя динамика развития. Картина осложняется тем, что в неё вовлечены разные и по цвету и по насыщенности потоки людей, в разных пропорциях с разными целями и перспективами, среди них есть такие, для которых «атеизм» является линией наименьшего сопротивления, есть и другие, для которых оптимальным путём является как раз «верование» и преданность, но всё это разнообразие так или иначе должно будет прийти к общему знаменателю, разрешить все конфликты веры с неверием, выразить изначальный замысел.

Если переходить к частностям (а мы говорим о генеалогии «атеизма» концептуального, идейного, а не о натуральном атеизме, или подсознательном сатанизме, который в сущности есть «обывательство» и натуральный «материализм»), то можно сказать, что для возникновения социального «атеизма» необходим ряд событий, как последовательность химических реакций:

• глобальный рост интеллектуальности и перенос эволюционной фокусировки из эмоциональной сферы в ментальную >
• развитие просвещения и образования >
• усиление индивидуальности и появление индивидуализма как социального тренда >
• массовое развитие «критического мышления» >
• конфликт критического ума и религиозного догматизма >
• секуляризация социальных систем и рационализация атеизма как антитезиса религиозности >
• научно-технический материальный прогресс и закрепление атеизма как допустимой рациональной нормы мышления.

То есть исторически «атеизм» совсем новое явление, оно начинает возникать не раньше широкого распространения книгопечатания и буржуазных революций, раньше его просто уничтожали бы физически, на «законных» основаниях тех времён. Субъективно же возраст «атеизма» равен возрасту «религиозности» (если бы его можно было определить), поскольку имеет место обычная двойственность.

Атеизму и не нужно было бы концептуализироваться в нечто, если бы не давление внешней культурной среды, и там, где такого давления нет — там и атеизм существует латентно, молча, там нет нужды тратить силы на его конкретизацию, люди и так погружены в повседневность. Закон экономии делает появление книгопечатания неизбежным, а по закону духовной эволюции человек рано или поздно достигает такого состояния сознания, в котором его «я» становится настолько выраженным и самостоятельным, что «Бог» ему становится как бы не нужен, и уж точно ему не нужен теологический «Бог» церковного патернализма, мстительный, догматичный и демагогичный, на фоне сомнительно обоснованных претензий клира на морально-экономические привилегии вперемешку с сексуальными девиациями.

Как ни парадоксально или даже иронично, но «атеизм» во многом есть более продвинутое проявление божественного, нежели религиозность. Именно в атеистической фазе развития индивид впервые и без задней мысли начинает прорабатывать античный тезис «Nosce te ipsum», становится самостоятельным, начинает инстинктивно подражать скрытому в себе логосу. В этом смысле атеизм есть духовный «конфликт с Отцом», богоборчество.

Интересно, что с исторической точки зрения (экзотерической) условия для возникновения атеизма были заложены ещё в те далёкие времена, когда обозначился вынужденный переход от религиозной анархии «язычества» к религии на основе «Книги». Начался процесс унификации, стандартизации и организации «веры» — процесс интеллектуальной проработки мистического чувства, который в итоге привёл к кристаллизации этого чувства в догматических религиях, в церквях и ритуалах.

Тезис о сугубо эмоциональной природе настоящей (атлантической) религиозности нередко вызывает возражения. Дело в том, что современный интеллигент (даже если он считает себя «верующим») почти никакого понятия о религиозном чувстве не имеет, он дистанцирован от этого чувства примерно на такое же эволюционное расстояние, на какое покупатель супермаркета отдалён от охотника на дикого зверя. Разве что в юности каждый человек кратко проходит эмо-стадию роста, аналогичную атлантической стадии эволюции (глядя на поклонниц Битлз, например, можно представить себе качество стихии, которая движет массовый мистицизм и религиозность, и которую сегодня проще найти в сектах, чем в церквях).

«Вера» нынешнего интеллигента по большей части есть философствование «о Боге», рефлексия на закате мистицизма, попытка интуитивного проникновения в субъект бытия через интеллектуальную проработку религиозных традиций и их артефактов. Религия тут лишь ближайшая подходящая (как кажется) область реализации отклика на некий внутренний запрос, однако интеллектуальный подход к религии почти ни чем не оправдан и не эффективен, любая же экспансия в религию со стороны ума и тем более интеллектуальный модернизм веры ведут к ярому ответному сопротивлению чувственности верующих, обеспеченной догмами и традицией. Религиям нельзя предъявлять интеллектуальных претензий, и не случайно их отчуждение от государства стало необходимой нормой. Интеллект применим для «физики», а для «метафизики» требуется либо мистицизм, который остался в атлантическом прошлом, либо интуитивное восприятие, которое ещё не развито. Атеизм же находится посередине между эмоциональностью и интуитивностью, между мистицизмом и оккультизмом, эдакая духовная точка лагранжа.

Наследием лемурийской эпохи для нас сегодня является культ физкультуры и спорта, фитнесс, ЗОЖ и пр. Атлантическим наследием (помимо религий) в большей степени является «шоу-бизнес» и все подобные культ-массовые мероприятия по любому поводу, занимающие сегодня чрезвычайное место в жизни, явно указывая на нерешённую атлантическую проблему человечества.

Возвращаясь к картинке.

В инфографике пунктирная линия очерчивает всю эволюцию в трёх мирах, как целое, в её связи с четвертой сферой — сферой чистого разума, или «буддхи». Эту сферу (четвёртую из семи) хотя бы вкратце нужно описать, чтобы понять причину движения в трёх мирах. Для изучающих учебники эзотеризма тут ничего нового не будет сказано.

Гармонизирующая вибрация чистого разума является для всей низшей эволюции магнитом, или эталоном. Философы именно её называют «истиной», интуитивно чувствуя её существование как некий неизъяснимый факт внутренней природы. Это ориентир для эволюции, все отклонения от которого так или иначе погибают, будучи менее истинными, а значит и мене эффективными. Буддхи можно назвать волновой функцией материального бытия. Символически это воздух, в который поднимается дым жертвы низшей природы, сжигаемой на огне ума.

Буддхи резонирует в эмоциональной природе порождая «желание», распознавание добра и зла, притягательное мистическое «чувство верующих», идеализм. В прошлом именно этот резонанс был единственным технически доступным методом «просветления», через «беззаветную преданность Господу». Для массового же сознания это источник религиозного чувства, чувства божественного присутствия, основа веры и надежды.

Для ментальной сферы буддхи является источником «откровения» — интуитивного прозрения любого рода истин, как в науке так и в искусстве. Весь нынешний прогресс и культура, в сущности, обеспечены интуитивной восприимчивостью передовых умов к сверхментальной реальности. Общая же масса современных умов находятся пока в фазе «атеизма», как в потенциальной яме, в равной мере они почти не восприимчивы мистически и с трудом воспринимают что-либо интуитивно, с чем и связана мировая ситуация, накаляемая безысходным огнём ума. Они только начинают выстраивать связь в уме между тремя мирами эволюции человека и высшей эволюцией, выстраивать мост между интеллектом и интуицией, между умом и разумом. «Наука антахкараны» является сегодня самой прогрессивной и актуальной дисциплиной для человека, но человек о ней не знает почти ничего, он ещё не покинул атеистическую фазу развития, он всё ещё пытается найти выход из экзистенциального тупика в рамках тех ценностей и целей, которые его же в этот тупик и привели, погружаясь в «калейдоскопический идиотизм» самоубийственной попытки обрести глобальный мир на локальных условиях.

Что же касается «отречения», то с ним современная культура формально знакома через евангельскую мистерию Христа и её кульминацию на «лобном месте». Смысл этого события не понятен сегодня почти полностью, а религиозные интерпретации богословов отражают надуманную и чисто человеческую версию событий. Фактически отречением было уже само «явление Христа народу», поскольку по неминуемой логике метафизических законов Его «крёстная смерть» была предрешена, но только она.

«Это кульминационное отречение, знаковое действие совершённых за множество веков малых отречений. Отречение отмечает эволюцию всех стремящихся и учеников — отречение, к которому сознательно готовятся, осмысливают и совершают»

Если кратко, то ключевой (теоретический) смысл «отречения» не в отбрасывании всего и вся, не в уходе за черту, хлопнув дверью, а ровно наоборот — человек впервые становится человеком в полном смысле слова, отрекается от «зверя», на его сознание больше не влияют материи трёх миров, законы мира не диктуют ему больше свои условия («Я победил мир»), что с точки зрения ума сопряжено с разрушением всех иллюзий жизни, внутри которых миллиарды людей живут как в защитных оболочках, сбрасывая их по мере роста сознания как старую змеиную кожу, переходя от разочарований к новым очарованиям. Нормальному человеку немыслимо представить, что все известные ему актуальности и ценности на самом деле не то, чем он их считает, равно как и мнимый смысл жизни не имеет почти никакого отношения к реальному смыслу. Отречение это высшее соответствие атеизма — отказ от «Бога» как иллюзии и идола ума.

Так же и подлинный смысл атеизма — вовсе не в отрицании «Бога» (трансцендентного и, в сущности, неизвестного атеисту и теисту в равной мере), а в установлении более высокого стандарта истины, которому не удовлетворяет теологическая догма. Со временем и «атеизм» точно так же будет отвергнут, как стандарт неудовлетворительный для более широко и более подлинно понимаемой действительности.

* * *