Так сказал Рерих, давая издать в пользу голодающих в России свои сюиты:«Священные знаки», «Благословенному» и «Мальчику».
Часть сюит ещё не были изданы, а [их] части вошли в издания, уже ставшие недоступной библиографической редкостью. Эти поэтические сюиты Л.Н. Андреев назвал «Северное сияние», А.М. Горький назвал – «Письмена», считая Рериха величайшим интуитивистом современности.
Рабиндранат Тагор видит в творчестве Рериха особое духовное сродство с Индией.
I. СВЯЩЕННЫЕ ЗНАКИ
I
Отец — огнь. Сын — огнь. Дух — огнь.
Три равны, три нераздельны.
Пламя и жар — сердце их.
Огнь — очи их.
Вихрь и пламя — уста их.
Пламя Божества — огнь.
Лихих спалит огнь.
Пламя лихих обожжет.
Пламя лихих отвратит.
Лихих очистит.
Изогнет стрелы демонов.
Яд змия да сойдет на лихих!
Агламид повелитель змия!
Артан, Арион, слышите вы!
Тигр, орел, лев пустынного поля! От лихих берегите!
Змеем завейся, огнем спалися,
сгинь, пропади,
лихой.
II
Отец — Тихий, Сын — Тихий, Дух — Тихий.
Три равны, три нераздельны.
Синее море — сердце их.
Звезды — очи их.
Ночная заря — уста их.
Глубина Божества — море.
Идут лихие по морю.
Не видят их стрелы демонов.
Рысь, волк, кречет,
Уберегите лихих!
Расстилайте дорогу!
Кийос, Киойзави,
допустите лихих.
III
Камень знай. Камень храни.
Огнь сокрой. Огнем зажгися.
Красным смелым.
Синим спокойным.
Зеленым мудрым.
Знай один. Камень храни.
Фу, Ло, Хо, Камень несите.
Воздайте сильным.
Отдайте верным.
Иенно Гуйо Дья, —
прямо иди!
1911
Мы не знаем. Но они знают.
Камни знают.
Даже знают деревья. И помнят.
Помнят, кто назвал горы и реки.
Кто сложил бывшие города.
Кто имя дал незапамятным странам.
Неведомые нам слова.
Все они полны смысла.
Все полно подвигов.
Везде герои прошли.
“Знать” — сладкое слово.
“Помнить” — страшное слово.
Знать и помнить. Помнить и знать.
Значит — верить.
Летали воздушные корабли.
Лился жидкий огонь.
Сверкала искра жизни и смерти.
Силою духа возносились каменные глыбы.
Ковался чудесный клинок.
Берегли письмена мудрые тайны.
И вновь явно все. Все ново.
Сказка — предание сделалось жизнью.
И мы опять живем.
И опять изменимся.
И опять прикоснемся к земле.
Великое “сегодня” потускнеет завтра.
Но выступят священные знаки.
Тогда, когда нужно. Их не заметят.
Кто знает? Но они жизнь построят.
Где же священные знаки?
1915
Мы идем искать священные знаки.
Идем осмотрительно и молчаливо.
Люди идут, смеются, зовут за собою.
Другие спешат в недовольстве.
Иные нам угрожают. Хотят отнять то, что имеем.
Не знают прохожие, что мы вышли искать священные знаки.
Но угрожающие пройдут. У них так много дела.
А мы будем искать священные знаки.
Никто не знает, где оставил хозяин знаки свои.
Вернее всего, они — на столбах у дороги.
Или в цветах. Или в волнах реки.
Думаем, что их можно искать на облачных сводах.
При свете солнца, при свете луны.
При свете смолы и костра, будем искать священные знаки.
Мы долго идем, пристально смотрим.
Многие люди мимо прошли.
Право, кажется нам, они знают приказ: найти священные знаки.
Становится темно. Трудно путь усмотреть. Непонятны места.
Где могут они быть — священные знаки?
Сегодня мы их, пожалуй, уже не найдем.
Но завтра будет светло.
Я знаю — мы их увидим.
1915
Нам сказали: “Нельзя”.
Но мы все же вошли.
Мы подходили к вратам.
Везде слышали слово “нельзя”.
Мы хотели знаки увидеть.
Нам сказали: “Нельзя”.
Свет хотели зажечь.
Нам сказали: “Нельзя”.
“Стражи седые, видавшие, знавшие!
Ошибаетесь стражи!
Хозяин дозволил узнать.
Видеть хозяин дозволил.
Наверно, он хочет, чтобы мы знали, чтобы мы видели.
За вратами посланец стоит.
Нам он что-то принес.
Допустите нас, стражи!”
“Нельзя”, — нам сказали и затворили врата.
Но все же много врат мы прошли. Протеснились.
И “можно” оставалось за нами.
Стражи у врат берегли нас.
И просили. И угрожали.
Остерегали: “Нельзя”.
Мы заполнили всюду “нельзя”.
Нельзя все. Нельзя обо всем.
Нельзя ко всему.
И позади только “можно”.
Но на последних вратах будет начертано “можно”.
Будет за нами “нельзя”.
Так велел начертать Он на последних вратах.
1916
В полночь приехал наш Царь.
В покой он прошел. Так сказал.
Утром Царь вышел в толпу.
А мы и не знали...
Мы не успели его повидать.
Мы должны были узнать повеленья.
Но ничего, в толпе к нему подойдем и,
прикоснувшись, скажем и спросим.
Как толпа велика! Сколько улиц!
Сколько дорог и тропинок!
Ведь Он мог далеко уйти.
И вернется ли снова в покой?
Всюду следы на песке.
Все-таки мы следы разберем.
Шел ребенок. Вот женщина с ношей.
Вот, верно, хромой — припадал он.
Неужели разобрать не удастся?
Ведь Царь всегда имел посох.
Разберем следы упиравшихся.
Вот острый конец боевой.
Не похоже! Шире посох Царя, а поступь спокойней.
Метными будут удары от посоха.
Откуда прошло столько людей?
Точно все сговорились наш путь перейти.
Но вот поспешим.
Я вижу след величавый, сопровожденный широким посохом мирным.
Это, наверно, наш Царь. Догоним и спросим.
Толкнули и обогнали людей. Поспешили.
Но с посохом шел слепой нищий.
1916
Царя мы настигнем в лесу.
Не помешают нам люди.
Там мы спросим Его.
Но Царь всегда ходит один,
а лес весь полон тропинок.
Неизвестно, кто ими прошел,
проходили жители ночи.
Молчаливо прошли и ушли.
Днем пустынно в лесу.
Птицы молчат и ветер молчит.
Царь наш далеко ушел.
Замолчали пути и тропинки.
Наконец мы узнали, куда прошел Царь наш.
На старую площадь трех башен.
Там он будет учить.
Там он даст повеления.
Скажет однажды. Дважды наш Царь никогда не сказал.
На площадь мы поспешим.
Мы пройдем переулком.
Толпы спешащих минуем.
К подножию Духовой башни мы выйдем.
Многим тот путь незнаком. Но всюду народ.
Все переулки наполнены.
В проходных воротах теснятся.
А там Он уже говорит.
Дальше нам не дойти.
Пришедшего первым не знает никто.
Башня видна, но вдали.
Иногда, кажется, будто звучит Царское слово.
Но нет.
Слов Царя не услышать.
Это люди передают их друг другу.
Женщина — воину. Воин — вельможе.
Мне передает их сапожник сосед.
Верно ли слышит он их от торговца, ставшего на выступ крыльца?
Могу ли я им поверить?
Я знал столько полезных вещей и теперь все их забыл.
Как обокраденный путник, как бедняк, потерявший имущество,
я вспоминаю тщетно о богатстве, которым владел я давно;
вспоминаю неожиданно, не думая,
не зная, когда мелькнет погибшее знанье.
Еще вчера я многое знал, но в течение ночи все затемнело.
Правда, день был велик.
Была ночь длинна и темна.
Пришло душистое утро.
Было свежо и чудесно.
И озаренный новым солнцем забыл я и лишился того,
что было накоплено мною.
Под лучами нового солнца знания все растворились.
Я более не умею отличить врага от друзей.
Я не знаю, когда грозит мне опасность.
Я не знаю, когда придет ночь.
И новое солнце встретить я не сумею.
Всем этим владел я, но теперь обеднел.
Обидно, что снова узнаю нужное не ранее завтра,
а сегодняшний день еще длинен.
Когда придет оно —
завтра?
В толпе нам идти тяжело.
Столько сил и желаний враждебных.
Спустились темные твари на плечи и лица прохожих.
В сторону выйдем, там на пригорке, где столб стоит древний, мы сядем.
Пойдут себе мимо.
Все порожденья осядут внизу,а мы подождем.
И если бы весть о знаках священных возникла,устремимся и мы.
Если их понесут, мы встанем и воздадим почитание.
Зорко мы будем смотреть.
Остро слушать мы будем.
Будем мы мочь и желать и выйдет тогда, когда —
время.
Готово мое одеянье. Сейчас я маску надену.
Не удивляйся, мой друг, если маска будет страшна.
Ведь это только личина.
Придется нам выйти из дома.
Кого мы встретим? Не знаем.
К чему покажемся мы.
Против свирепых щитом защищайся.
Маска тебе неприятна?
Она на меня не похожа?
Под бровями не видны глаза?
Изборожден очень лоб?
Но скоро личину мы снимем.
И улыбнемся друг другу.
Теперь войдем мы в толпу.
1918
Не видно знаков священных.
Дай глазам твоим отдохнуть.
Знаю, они утомились. Закрой их.
Я за тебя посмотрю.
Скажу о том, что увижу. Слушай!
Вокруг нас та же равнина.
Седые кусты шелестят.
Озера сталью сверкают.
Безответно замерли камни.
Блестят в лугах сияньем холодным. Холодны тучи.
В морщинку сложились.
Ушли бесконечно.
Знают, молчат и хранят.
Птицы не вижу. Зверь не бежит по равнине.
По-прежнему нет никого.
Никто не идет. Ни одной точки.
Путника ни одного.
Не понимаю. Не вижу. Не знаю.
Глаз свой ты напрягал бы напрасно.
1918
Бойтесь, когда спокойное придет в движенье.
Когда посеянные ветры обратятся в бурю.
Когда речь людей наполнится бессмысленными словами.
Страшитесь, когда в земле кладами захоронят люди свои богатства.
Бойтесь, когда люди сочтут сохранными сокровища только на теле своем.
Бойтесь, когда возле соберутся толпы.
Когда забудут о знании.
И с радостью разрушат узнанное раньше.
И легко исполнят угрозы.
Когда не на чем будет записать знание ваше.
Когда листы писаний станут непрочными, а слова злыми.
Ах, соседи мои! Вы устроились плохо. Вы все отменили.
Никакой тайны дальше настоящего!
И с сумою несчастья вы пошли скитаться и завоевывать мир.
Ваше безумие назвало самую безобразную женщину: желанная!
Маленькие танцующие хитрецы!
Вы готовы утопить себя в танце.
1916
Голос еще раз подам.
Куда от меня вы ушли?
Вас мне снова не слышно.
Голоса ваши в скалах заглохли.
Я больше не отличу голос ваш от ветки падения,
от взлета птицы случайной.
Призывы мои для вас тоже исчезли.
Не знаю, пойдете ли вы, но хочется мне еще на вершину подняться.
Камни уже оголились.
Мхи стали реже, а можжевельник засох и держится слабо.
Аркан ваш пригодным был бы и мне,
но и один я
взойду.
1917
Что лицо мое греет?
Светит солнце, теплом наш сад наполняет.
Что там шумит?
Море шумит. Хотя за скалистой горой его и не видно.
Откуда аромат миндаля?
Черемуха вся распустилась.
Белым цветом залиты деревья.
Яблони тоже цветут.
Все разноцветно сверкает.
Что перед нами?
Ты стоишь на пригорке.
Перед нами спускается сад.
За лугом синеет залив.
На той стороне холмы и леса.
Темнеют сосновые горы.
Очертанья уходят в даль голубую.
Когда я увижу все это?
Завтра увидишь.
1917
“Привратник, скажи, почему эту дверь затворяешь?
Что неотступно хранишь?”
“Храню тайну покоя”.
“Но пуст ведь покой. Достоверные люди сказали: там нет ничего”.
“Тайну покоя я знаю. Ее охранять я поставлен”.
“Но пуст твой покой”.
“Для тебя он пуст”, — ответил привратник.
Волшебником буду сегодня и неудачу в удачу я превращу.
Заговорили молчавшие.
Обернулись назад уходившие.
Закивали все грозные.
Поникли все угрожавшие.
Мысли, пришедшие, как голубь,
залегли для управления миром.
Самые тихие слова принесли бурю.
И ты шел, как тень того, что должно наступить.
И ребенком ты станешь, чтобы стыд не мешал тебе.
Ты сидел у проезжих ворот, доступных для каждого плута.
Спрашивал, кто хочет тебя обмануть? Что тут удивительного?
Удачливый охотник найдет достойную охоту.
Найдет вне страха.
Но получив удачу свою, уходя, знаю я, что не всех из вас я увидал.
Лучшие встречи остались без завершенья.
И много добрых мимо прошли или еще не дошли. А я их не знал.
И переодетым я сидел между вами.
И вы закутались в разные ткани.
Молча хранили заржавленные
ключи от ворот.
1917
Я нашел наконец пустынника.
Вы знаете, как трудно найти пустынника здесь на земле.
Просил я его, укажет ли он путь мой и примет ли он благосклонно мои труды?
Он долго смотрел и спросил, что у меня есть самое любимое? Самое дорогое?
Я отвечал: “Красота”.
“Самое любимое ты должен оставить”.
“Кто заповедал это?” — спросил я.
“Бог”, — ответил пустынник.
Пусть накажет меня Бог — я не оставлю самое прекрасное,
что нас приводит
К Нему.
1920
Путники, сейчас мы проходим сельской дорогой.
Хутора чередуются полями и рощами.
Дети заботятся о стадах.
К нам дети подходят.
Мальчик нам подал чернику в бересте.
Девушка протянула пучок пахучей травы.
Малыш расстался для нас со своей в полоску нарезанной палочкой.
Он думал, что с нею нам будет легче идти.
Мы проходим.
Никогда больше не встретим этих детей.
Братья, мы отошли от хуторов еще не далеко, но вам уже надоели подарки.
Вы рассыпали пахучую травку.
Ты сломал корзиночку из бересты.
Ты бросил в канаву палочку, данную малышом. К чему нам она?
В нашем долгом пути.
Но у детей не было ничего другого.
Они дали нам лучшее из того,
что имели, чтобы украсить
наш путь.
1917
Усмешку оставь, мой приятель.
Ты ведь не знаешь, что у меня здесь сокрыто.
Ведь без тебя я наполнил этот ларец.
Без тебя и тканью закрыл.
И ключ в замке повернул.
На стороне расспросить тебе никого не удастся.
Если же хочешь болтать — тебе придется солгать.
Выдумай сам и солги,
но ларец я теперь
не открою.
1917