Гермес Трисмегист

Герметический Свод

I. Пэмандр

Однажды, когда я начал размышлять о сущем, мысль моя витала в небесах, в то время как все мои телесные ощущения были притуплены, как в тяжелом сне, который наступает вслед за пресыщением пищей или большой усталостью. Мне показалось, что некто огромный, без определенных очертаний предстал передо мной, окликнул меня по имени и сказал мне:

— Что желаешь ты услышать и увидеть, постигнуть мыслью и знать?

— А кто ты? — спросил я.

— Я Пэмандр, Высший Ум. Я знаю, чего желаешь ты, и повсюду я с тобой.

— Я желаю, — сказал я, — изучить вещи, понять их природу и постигнуть Бога — вот о чем я хотел бы услышать.

— Прими же в свою мысль всё то, что ты желаешь знать, сказал он мне, — я тебя научу.

При этих словах он изменил облик, и сразу мне все открылось, взору моему предстало величайшее зрелище. Всё стало Светом, мягким и приятным, пленяющим мой взгляд. Вскоре после этого спустилась тьма, жуткая и мрачная, завивающаяся в спирали, подобно змеям, как мне показалось. Затем эта тьма превратилась в нечто влажной природы, бурлящее невыразимым образом, изрыгающее дым, как от огня, и издающее какой-то звук, скорбный неописуемый рев. Потом оттуда раздался нечленораздельный крик, словно голос Света.

Святое Слово спустилось из Света и покрыло Природу, чистый огонь восстал из влажной Природы ввысь, к тонкому миру; он был легкий, проникновенный и в то же время действенный. И воздух благодаря своей легкости последовал за огненным языком; от земли и от воды он восходил к огню, к которому он как будто был подвешен. Земля и вода оставались на месте перемешанными настолько, что через одно не было видно другое, и непрерывно получали воздействие дыханием Слова, возносившегося над ними на том, что воспринимает ухо.

— Понял ли ты, — спросил меня Пэмандр, — что значит это видение?

— Я узнаю, — ответил я.

— Этот Свет, — сказал он, — это я, Ум, твой Бог, который предшествует влажной Природе, вышедшей из мрака. Исходящее же из Ума лучезарное Слово — это Сын Божий.

— Что хочешь ты сказать? — спросил я.

— Знай же, что я хочу этим сказать: то, что в тебе видит и слышит, есть Слово Господне; Ум есть Бог-отец. Они неразделимы, ибо в единстве их жизнь.

— Благодарю тебя, — ответил я.

— Сосредоточь же свой ум на Свете и постигни сие, — сказал он.

Сказав это, он довольно долго смотрел мне в лицо, и я содрогался от вида его. Потом, когда он поднял голову, я увидел в своей мысли Свет, состоящий из несметного количества Сил, ставших безграничным миром, и огонь, окружённый превеликой силой, достигает своего равновесия. Вот что моя мысль различила из этого видения, ободренная словами Пэмандра.

Видя мое изумление, он добавил:

— Ты увидел в своей мысли форму исконную, предшествующую бесконечному началу. — Так сказал Пэмандр.

— Из чего возникли стихии Природы? — спросил я.

— Из Воли Божией, — ответил он, — Который взял из неё Слово и, видя в нём стройность и красоту, создал мир по его подобию, со стихиями, извлеченными из него самого и с его собственными плодами — душами.

Ум, Бог, объединяющий мужское и женское начала, который есть жизнь и Свет, сотворил Своим Словом иной созидающий Ум — Демиурга, бога огня и дыхания, который создал затем семь Управителей, объемлющих в своих кругах мир чувственный и управляющих им с помощью того, что называют Судьбой.

Слово Божие устремилось вскоре от стихий, находящихся внизу, в сию чистую, только что сотворенную часть Природы, и соединилось с Демиургом, так как он обладает той же сущностью. А стихии низшие тем самым остались простой бессловесной материей.

Демиург, соединенный со Словом, охватывая круги Управителей и приводя их в быстрое вращательное движение, обратил их на самое себя и направил от их начала к концу, как между двумя недосягаемыми рубежами, так как там, где все заканчивается, все бесконечно начинается. Это круговращение, послушное воле Ума, сотворило из низших стихий тварей бессловесных (ведь над ними больше не было Слова). Воздух понес тех, кто летает, вода — тех, кто плавает. Вода и земля были отделены друг от друга по воле Ума, и земля выпустила из своего лона тварей, которых она в себе содержала: четвероногих, пресмыкающихся, животных диких и домашних.

Но Ум, Отец всего сущего, который есть жизнь и Свет, породил Человека, подобного Ему Самому, и возлюбил его, как Собственное дитя. Своею красотою Человек воспроизводил образ Отца; Бог действительно полюбил свое подобие и отдал Человеку все Свои творения.

Но Человек, увидев в огне плоды творения Демиурга, также возжелал творить и получил на это позволение Отца. Войдя в мир творчества, где ему была дана полная власть, он увидел творения своего брата, а Управители полюбили его, и каждый из них дал ему часть своей природы. Тогда, познав их сущность и причастившись их природе, он возжелал преодолеть границы кругов и возвыситься над могуществом того, кто властвует над огнем.

И сей властитель мира и существ смертных и бессловесных через всеобщие связи и крепкое устройство кругов, показал Природе, находящейся внизу, прекрасный образ Бога. Пред этой чудесной красотой, где все энергии семи Управителей были соединены в форму Бога, Природа улыбнулась от любви, узрев отражение благолепия Человека в воде и его тень на земле. И он, увидев в Природе изображение, похожее на него самого, — а это было его собственное отражение в воде, воспылал к ней любовью и возжелал поселиться здесь. В то же мгновение, как он это возжелал, он это и совершил и вселился в бессловесный образ. Природа заключила своего возлюбленного в объятия, и они соединились во взаимной любви.

И вот почему единственный из всех существ, живущих на земле. Человек двояк: смертен телом, бессмертен по своей сущности. Бессмертный и властелин всех вещей, он подчинен Судьбе, которая царит над всем смертным; высший, чем порядок кругов, он стал его рабом; муже-женщина, как Отец его, и не нуждающийся во сне, ибо он произошел от сущности, не нуждающейся во сне, он, тем не менее, подчинен телесной любви и сну...

Эта речь пленяет меня, мысль моя. И Пэмандр сказал:

— Вот то, что до сего времени было сокровенным таинством. Природа в соединении с Человеком совершила самое удивительное из чудес. Человек состоял, как я тебе говорил, из воздуха и огня, как семь Управителей; Природа, будучи не в состоянии ждать, не остановилась на этом и породила семь человек, тоже муже-женщин, возносящихся к небу.

— О Пэмандр, — воскликнул я, — продолжай, мое любопытство возрастает, и я горю желанием слушать тебя.

— Так помолчи, — сказал Пэмандр, — ибо я ещё не закончил мою первую речь.

— Я молчу, — ответил я.

Рождение этих семи человек, как я говорил, происходило следующим образом. Природа дала четыре стихии: земля была началом женским, вода — животворящей стихией, огонь довел вещи до зрелости, из эфира Природа получила жизненный дух и произвела на свет тело по образу Человека, тепло человеческой формы. И Человек из жизни и Света превратился в душу и ум; душа пришла к нему от жизни, ум пришел к нему от Света. И все члены мира чувственного прожили в таком виде до завершения периода и начала видов.

Слушай же теперь то, что ты так жаждал услышать. Когда период был завершен, вселенская связь (строение) была развязана по Воле Бога; ибо все твари, до сих пор двуполые, были разделены на два в то же самое время, что и Человек, и род людской сложился из мужчин, с одной стороны, и женщин с другой. Тогда Бог изрек Своим святым Словом: «Растите в рост и размножайтесь во множество, вы все, мои создания и творения; и пусть тот, в ком есть разум, знает, что он бессмертен и что причина смерти есть телесная любовь, и пусть он знает все сущее».

Когда Бог сказал так, Провидение (пронойа), с помощью Судьбы и строения кругов, наладило связи и установило поколения. И все существа расплодились, каждый согласно своему виду, и тот, кто познал себя самого, достиг совершенного Блага, избранный среди иных; но тот, кто, по заблуждению любви, лелеял тело, тот существует, блуждая во мраке, преданный ощущениями страданиям смерти.

— Какой же, — воскликнул я, — грех совершили невежды, такой непростительный, что это их лишило бессмертия?

— Вижу, — ответил он, — ты не понял то, что ты услышал; разве я не призывал тебя быть внимательным?

— Я внимателен, — сказал я, — и помню все, что ты сказал; я тебе очень благодарен.

— Если ты внимателен, то скажи мне, почему те, кто во смерти, достойны смерти.

— Это потому, — ответил я, — что наше тело происходит из сей мрачной мглы, из которой вышла влажная природа, из которой наше тело создано в мире чувственном — пастбище смерти.

— Ты правильно понял, друг мой, — сказал он, — но почему тот, кто постиг сам себя идет к Благу, как говорит Слово Божие?

— Потому что, — ответил я, — жизнь и Свет составляют Отца, от которого рожден Человек.

— Хорошие слова, — ответил он, — Бог и Отец, от которого рожден Человек, есть Свет и жизнь. И если ты знаешь, что ты вышел из жизни и света и что ты из них создан, ты вернешься к жизни. — Таковы были слова Пэмандра.

— Научи меня еще, — сказал я ему, — о мой Ум, как я пойду к жизни? Бог сказал: «Да познает Человек, обладающий умом, да познает он себя самого»

— Значит, не все люди наделены умом? Думай о том, что ты говоришь. Я, Ум, присутствую у святых, благих, чистых, милосердных, у тех, кто живет благочестиво. Мое могущество для них помощь, и им сразу становится ведомо все сущее, и они призывают Отца с любовью, и посвящают Ему благочестивые деяния, прославления и похвалы, должные Ему, с сыновней любовью. И даже перед тем, как покинуть тело в момент смерти, им присущей, они презирают ощущения, чьи дела они знают; или, скорее, я, Ум, не позволю свершиться делам плоти; как стражник, я закрою дверь на пути дел дурных и постыдных, устраняя сами мысли о них.

Что же касается неразумных, порочных и злых, завистливых и алчных, убийц и безбожников, я далек от них и предоставляю их демону-мстителю, который, применяя к заслужившему это Человеку огненную иглу, изливает в его органы чувств всепроникающий огонь, всё больше и больше толкает его (Человека) на зло, дабы усугубить его наказание, и непрерывно разжигает его страсти ненасытными желаниями, питает их, невидимый враг, и раздувает в грешнике неугасимое пламя, поглощающее его.

— Ты обучил меня всему, — сказал я, — как я и желал, о Ум; но просвети меня ещё в том, каким образом происходит вознесение.

— Сначала, — сказал Пэмандр, — разложение материального тела предоставляет его составляющие для преобразований; видимая форма исчезает, моральный характер, теряя свою силу, отдается демону, ощущения возвращаются к своим источникам и становятся их частью, снова смешиваясь с энергиями. Отвращение и вожделение возвращаются в бессловесную Природу.

Далее Человек возносится через строение кругов, оставляя в первом из них способность расти и уменьшаться; во втором — лишается своей силы источник злобы и коварства; в третьем — обессиливается наваждение похоти; в четвертом тщеславие власти; в пятом безбожное высокомерие и дерзость; в шестом исчезает привязанность к богатству; в седьмом — лукавая ложь.

И, очищенный таким образом от всего, что произвела совокупность кругов, он входит в огдоадическую (восьмую) природу, сохранив только свою собственную силу, и поет вместе с сущностями (Уси) гимны во славу Отца. Все радуются его появлению, и, став похожим на них, он поет мелодичным голосом Сил, кои суть выше огдоадической природы и которые поют хвалы Богу. И тогда они (присутствующие души) по порядку поднимаются к Отцу, и доверяются Силам, и, став Силами, рождаются в Боге. Таково конечное Благо тех, кто владеет Знанием, — стать Богом. Чего ты ждешь теперь? Ты унаследовал от меня все учение, тебе осталось только указывать дорогу людям, достойным того, чтобы при твоем посредничестве Бог спас род людской.

Сказав так, Пэмандр смешался с Силами. И восхваляя Отца всего сущего и благодаря Его, я поднялся, обретя силу, познав природу Всего в великом видении. И я начал проповедовать людям красоту религии и Знания:

О народы, люди, рожденные из земли, погрязшие в пьянстве, сне и незнании Бога, 
отрезвитесь, встряхнитесь от вашего беспутства и чувственного оцепенения, 
пробудитесь от вашего отупления!

Они услышали меня и все как один собрались вокруг меня. И я продолжал: «Почему, о люди, рожденные из земли, вы предаете себя смерти, когда вам позволено обрести бессмертие? Раскайтесь, вернитесь к себе самим, вы, блуждающие, чахнущие в невежестве; отдалитесь от света сумрачного, приобщитесь бессмертию, раз и навсегда отвергая порок».

И одни, насмехаясь надо мною, поспешили в свою сторону, а шли они по пути смерти; иные, бросаясь к ногам моим, умоляли меня научить их. И я, поднявшись, став поводырем рода людского, проповедуя учение, указывая в речах моих путь спасения; я сеял в них слова мудрости, и они отведали воды бессмертия (амброзия). И когда наступил вечер и начали исчезать последние лучи солнца, я пригласил их на молитву. Совершив благодарение, каждый направился к своему ложу.

А я запечатлел себе благодеяние Пэмандра, и, преисполнен того, чего желал, я отдыхал, полон радости. Сон тела вызвал просветление души, мои закрытые глаза созерцали Истину, плодотворная тишина несла в груди своей высшее Благо, произнесённые слова были семенами добродетели. Это случилось со мною, потому что я получил от моего Ума, то есть Пэмандра, Высшего Ума, Слово истинного могущества; так, благодаря богодухновению, я овладел Истиной. Вот почему всею своею душою и изо всех своих сил я посвящаю Богу-Отцу сию песнь хвалы:

Святой есть Бог, Отец Вселенной.

Свят Бог, Чья Воля исполняется Его собственными силами. 

Свят Бог, Который желает быть известным и который известен тем, кто принадлежит Ему. 

Свят ты. Словом сотворивший всё сущее. 

Свят ты, Чей образ воспроизводит вся Природа. 

Свят ты, Которого не создала Природа. 

Свят ты, сильнейший всяческих сил. 

Свят ты, величайший всех величеств. 

Свят ты, превышающий все похвалы. 

Прими же чистое словесное жертвоприношение непорочной души и сердца, возносящегося к Тебе, о невыразимый, невысказываемый, Которого одна только тишина может назвать.

Молю Тебя, ни при каких невзгодах не позволь мне свернуть с пути истинного, дай мне Знание нашей сущности, дай мне силу, просвети милостию Твоею тех, кто суть в невежестве, братьев из моего племени, детей Твоих.

Я верю в Тебя и свидетельствую о Тебе, я иду к жизни и Свету.

О Отче, благословен будь; человек, принадлежащий Тебе, желает разделить Твою святость, ибо Ты дал ему в этом полную власть.

II. Вселенская речь

Диалог Гермеса с Асклепием [до нас не дошедший]. [Название до нас не дошло] 
 

Гермес: Все движущееся, о Асклепий, не движимо ли оно в чём-то и чем-то?

Асклепий: Несомненно.

Гермес: Движущееся, не есть ли оно обязательно меньше, чем место движения?

Асклепий: Обязательно.

Гермес: Двигатель, не сильнее ли он, чем движимое?

Асклепий: Конечно.

Гермес: Место движения, не есть ли оно обязательно противоположной природы, чем природа движимого?

Асклепий: Да, разумеется.

Гермес: Этот мир так велик, что нет тел больше его.

Асклепий: Я согласен с этим.

Гермес: И он плотный, ибо он наполнен большим количеством тел или, скорее, всеми телами, которые существуют.

Асклепий: Это правда.

Гермес: Мир это тело?

Асклепий: Да, это тело.

Гермес: А подвижен ли он?

Асклепий: Вне сомнений.

Гермес: Каким же большим должно быть место его движения и какой природы? Разве оно не должно быть больше, чем мир, чтобы он мог в нём двигаться и не быть ни стесненным его узостью, ни остановленным в своем движении?

Асклепий: Это нечто очень большое, о Триждывеличайший.

Гермес: И какой природы? Природы противоположной, не правда ли, о Асклепий? А природа, противоположная телу, есть бестелесное.

Асклепий: Я согласен с этим.

Гермес: Итак, место бестелесно. Но бестелесное есть или нечто божественное, или Сам Бог. Я называю божественным не то, что сотворено, но то, что несотворённо.

Если бестелесное божественно, то оно обладает природой вечной сущности [...]; если же оно Бог, то оно есть нечто иное, чем сущность. С другой стороны, оно познаваемо, и вот каким образом: Бог есть для нас первый предмет мысли, хотя Он и не есть предмет мысли для Себя Самого, ведь предмет мысли воспринимается органами чувств мыслящего. Таким образом, Бог не есть предмет мысли для Себя Самого, ибо в нём мыслящий есть не что иное, как обмысливаемый предмет, так что он мыслит Сам о Себе.

Для нас же Он есть нечто иное, и поэтому мы Его постигаем. А если пространство есть предмет мысли, то не как Бог, но как пространство. Если даже принять его за Бога, то не как пространство, но как энергию, способную вместить в себя всё. Но всё подвижное движется не в движимом, но в неподвижном. Движитель также неподвижен, так как он не может разделить [принять участие в...] движение движимого.

Асклепий: Как же, о Триждывеличайший, мы видим здесь движение движимых, разделённое их движителем? Ведь ты говорил, что блуждающие шары планет движимы шаром неподвижным.

Гермес: Это не разделенное движение, но противодвижение. Эти шары движутся не в одном и том же смысле, но в смысле противоположном. Это противостояние придает движению постоянную точку равновесия, поскольку сопротивление есть конец движения. Блуждающие шары звезд движимы в противоположном смысле к шарам неподвижным. Их движение противоположно и приводит через сопротивление к тому, что они противостоят друг другу, и иначе быть не может. Ты видишь эти две Медведицы, созвездия, которые не заходят и не восходят, вращаясь вокруг одной точки? Как ты полагаешь, подвижны они или неподвижны?

Асклепий: Они подвижны, о Триждывеличайший.

Гермес: А какое у них движение, о Асклепий?

Асклепий: Они бесконечно вращаются вокруг одной и той же точки.

Гермес: Вращение вокруг одной точки есть движение, удерживаемое неподвижностью точки. В итоге вращение препятствует удалению, удаление удерживается вращением. Противоположение этих двух движений порождает стойкое состояние, все время удерживаемое взаимными сопротивлениями.

Я приведу тебе земной пример этого, видимый невооруженным глазом. Посмотри, например, на плавание человека или животного; противодействие ног и рук делает человека неподвижным и не позволяет ему быть унесенным течением реки или утонуть.

Асклепий: Это сравнение очень ясное, о Триждывеличайший.

Гермес: Таким образом, всякое движение порождено неподвижностью и в неподвижности. Так, движение мира и всего животного материального не приходит извне тела, но рождено изнутри наружу чем-то умопостигаемым: душою, духом или каким-либо иным бестелесным началом. Тело не может двигать то, что одушевлено, оно не может двигать даже тело неодушевлённое.

Асклепий: Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший? Древо, камень и все прочие неодушевленные тела не двигают сами себя?

— Гермес: Разумеется, нет, о Асклепий. Не само тело, а то, что находится внутри тела движителя неодушевленного предмета, — вот общий движитель несущего тела и несомого предмета. Поэтому никогда неодушевленное тело не может двигать иное неодушевленное тело. Каждый движитель одушевлён, поскольку он производит движение. Видно также, что душа отягощена, когда ей приходится нести два предмета. Становится очевидным, что всякое движение производится чем-то и в чём-то.

Асклепий: Но движение должно быть осуществлено в пустоте, о Триждывеличайший.

Гермес: Не говори так, о Асклепий. Ничто сущее не пусто уже по одной причине своего существования. Во Вселенной нет пустоты. Только небытие пусто и чуждо существованию. То, что есть, не могло бы быть таким, какое оно есть, если бы оно не было преисполнено существования. То, что есть, никогда не может быть пустым.

Асклепий: То есть, нет вещей пустых, о Триждывеличайший, например, пустой вазы, пустой бочки, пустого колодца, короба и иных подобных вещей?

Гермес: Это величайшее заблуждение, о Асклепий. Ты принимаешь за пустые вещи совсем полные и совершенно заполненные.

Асклепий: Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший?

Гермес: Воздух — это тело?

Асклепий: Да, это тело.

Гермес: Разве это тело не проникает во все, не заполняет все, во что оно проникает? Разве каждое тело не состоит из четырех стихий? Все, что тебе кажется пустым, полно воздуха и, как следствие, четырех стихий. И наоборот, можно сказать, что то, что ты считаешь полным, есть пустое от воздуха, потому что присутствие иного тела не позволяет воздуху занять то же место. То есть предметы, которые ты называешь пустыми, в действительности следует назвать полыми, но не пустыми, ибо они существуют и полны воздуха и духа.

Асклепий: На это нечего ответить, о Триждывеличайший; воздух есть тело, и это тело проникает повсюду и заполняет всё, куда проникает. Но что же мы можем сказать о месте, в котором движется Вселенная?

Гермес: Оно бестелесно, Асклепий.

Асклепий: А что же такое бестелесное?

Гермес: Ум, который полностью содержит в себе сам себя, свободный от всякого тела, избавленный от заблуждений, бесстрастный и нерушимый, недвижимый и постоянный в себе самом, содержащий всё сущее и сохраняющий всё в существовании, от которого, как лучи, исходят Благо, Истина, прообраз духа, прообраз души.

Асклепий: А что же такое тогда Бог?

Гермес: Бог (не) есть ничто из этого, но он есть причина существования всего сущего в целом и каждой вещи в отдельности.

Он ничего не оставил в небытии; всё сущее берет свое начало из того, что существует, но не из того, что не существует: вещам несуществующим не присуще прийти к существованию, но в их природе заложена невозможность чем-либо стать. Природа существующих вещей, напротив, — в невозможности перестать быть.

Асклепий: Что ты имеешь в виду, когда говоришь «однажды больше не быть»?

Асклепий: Так как же ты определяешь Бога?

Гермес: Бог не есть Ум, но причина существования Ума, Он не Дух, но причина существования Духа, Он не Свет, но причина существования Света. Два имени, которыми нужно чтить Его, подходят только Ему и никому более. Никто из тех, кого называют богами, никто ни из людей, ни из демонов ни в коей мере не может быть назван благим: это определение подходит только Богу одному; Он есть Благо и не что иное. Все иные существа не способны содержать природу Блага; они суть тело и душа, и нет в них места для Блага.

Благо равно по величию существованию всех вещей телесных и бестелесных, чувственных и умопостигаемых. Таково есть Благо, таков есть Бог. Посему не говори об ином существе, что оно благое, — это святотатство; и не говори о Боге, что Он есть нечто иное, чем Благо это тоже святотатство.

Все употребляют слово «Благо», но никто не понимает его значения, поэтому никто не понимает также, что есть Бог, и по причине этого незнания благими называют богов и некоторых людей, хотя они не могут ни быть благими, ни такими стать. Благо неотделимо от Бога, так как оно есть сам Бог. Всем иным бессмертным богам дают имя Бога, как почетное звание. Но для Бога Благо не почетное звание, это Его природа. Бог и Благо суть одно и то же, вместе они составляют единый образ, от которого происходят все иные вещи; ибо Благу присуще всё отдавать и ничего не получать. То есть Бог дает всё и не получает ничего. Бог есть Благо, и Благо есть Бог.

Его другое имя — «Отец», по причине его роли Творца Всего; ибо Отцу присуще творить. Вот почему наивысшей и наиболее священной ролью в жизни мудрецы считают рождение детей, и наибольшим несчастием и наибольшим грехом закончить человеческую жизнь, не родив детей. Уклонившиеся от исполнения этого долга будут наказаны демонами после смерти. Наказание их таково: их души осуждены на вхождение в тела, которые не суть ни мужчины, ни женщины, — это проклятая вещь (судьба) под солнцем. Потому, о Асклепий, не завидуй тому, у кого нет детей, но, напротив, оплакивай его несчастие, зная о наказании, которое его ожидает.

Но на этом остановимся, о Асклепий: То, что я сегодня тебе изложил, есть начальное знание природы вещей.