Глава VI

Насилие. Гнев. Оправдание и осуждение. Идеал и то, что существует в действительности.

Страх, удовольствие, страдание, мысль и насилие тесно связаны между собой. Многие из нас испытывают удовольствие от применения насилия, от неприязни к кому-то, от ненависти к какой-то расе или группе людей, от вражды с другими. Но при состоянии ума, в котором всякая склонность к насилию полностью прекратилась, существует радость, не имеющая ничего общего с удовольствием, получаемым от насилия, с его противоречием, ненавистью и страхом.

Можем ли мы добраться до самых корней насилия и стать свободными от него? Иначе мы будем жить в постоянной борьбе друг с другом. Если вас устраивает такой образ жизни, а, видимо, большинству людей он нравится, тогда продолжайте так жить; если вы скажете: Что же мне делать? Очень жаль, но насилие никогда не может быть прекращено, тогда нам с вами не о чем говорить. Вы себя заблокировали. Но если вы скажете, что считаете возможным другой образ жизни, то это может послужить основой для нашего общения.

Так вот, давайте обсудим с вами вместе, с теми из вас, кто способен к такому общению, возможно ли вообще прекратить все формы насилия в нас самих и все же продолжать жить в этом чудовищно жестоком мире. Я думаю, что это возможно. Я не хочу ни малейшего проявления во мне ненависти, подозрительности, опасений или страха. Я хочу жить в полнейшем покое. Это не значит, что я хочу умереть. Я хочу жить на этой чудесной земле, такой обильной, богатой, прекрасной, хочу смотреть на эти деревья, цветы, реки, луга, на женщин, мальчиков и девочек и, в то же время, жить в полной гармонии с самим собой и с миром. Что же мне делать?

Если мы будем знать как смотреть на насилие — не только на внешнее: на войны, мятежи, на банальный антагонизм, классовые конфликты — но также внутри нас самих, — тогда, быть может, мы окажемся способными стать выше насилия.

Это очень сложная проблема. На протяжении многих столетий человек прибегал к насилию; религии всюду в мире пытались смирить человека, но ни одна из них в этом не преуспела. Так вот, если мы хотим вникнуть в этот вопрос, мы должны, по крайней мере, как мне кажется, отнестись к нему очень серьезно, т.к. он поведет нас в совершенно иную область, но если мы просто хотим поиграть с проблемой ради интеллектуального развлечения, мы далеко не уйдем. Вы можете думать, что очень серьезно относитесь к проблеме, но что до тех пор, пока так много других людей в мире не смотрят на нее серьезно и не собираются в отношении нее что-либо предпринимать — какая польза вам делать что бы то ни было? Но не моя забота, относятся ли другие люди к этой проблеме серьезно или нет. Я сам отношусь к ней серьезно, и этого достаточно. Я не сторож моему брату, я сам как человек глубоко чувствую эту проблему насилия, и я вижу, что во мне самом нет склонности к насилию, но я не могу сказать вам или кому-либо другому: не прибегайте к насилию. Это не имеет смысла до тех пор, пока сами вы ощущаете в нем нужду. Поэтому если вы действительно хотите понять проблему насилия, давайте совместно продолжим путь исследования.

Как нам подойти к этой проблеме насилия? Считаете ли вы, что проблему надо разрешать во внешнем мире, или надо исследовать насилие как таковое, как оно существует в нас самих? Если вы в самом деле не имеете склонности к насилию, то перед вами вопрос: Как мне жить в мире, полном насилия, стяжательства, зависти, жестокости? Не погибну ли я? — вот вопрос, который неизбежно возникает. Если вы задаете такой вопрос, то, как мне представляется, вы в действительности не живете в состоянии внутреннего мира. Если же вы пребываете в этом состоянии внутреннего мира, то у вас вообще нет проблем. Вас могут заключить в тюрьму за отказ служить в армии, расстрелять потому, что вы отказались воевать, но это не проблема, если вас расстреляют. Чрезвычайно важно это понять. Мы пытаемся понять насилие не как идею, но как факт, существующий в природе человека, и этим человеком являюсь я сам. Чтобы войти в эту проблему, я должен быть в отношении насилия совершенно незащищенным, открытым, я должен оставить себя незащищенным перед самим собой. Нет необходимости раскрывать себя перед вами, потому что вас это, быть может, не интересует. Я должен находиться в таком состоянии ума, когда есть стремление рассмотреть насилие до самого конца, ни в какой точке не останавливаться, говоря, что я не хочу идти дальше.

Для меня должно быть вполне очевидным, что я человек, способный на насилие. Я проявлял эту склонность в гневе, в моих сексуальных требованиях, в моей ненависти, когда насилие порождало вражду, в ревности и т.д. Я пережил все это, я осознал все это и я говорю себе: Я хочу понять эту проблему в целом, а не один лишь ее фрагмент, вроде войны. Я хочу понять эту агрессивность в человеке, которая существует также в животных, частью которой являюсь Я.

Насилие — это не только когда убивают кого-то. Сказанное нами резкое слово — тоже насилие. Оно же проявляется, когда мы грубо отстраняем кого-то, когда мы подчиняемся из страха. Итак, насилие — это не просто организованная резня во имя Бога, во имя общества или страны, насилие — это гораздо более тонкая и глубокая вещь, и мы постараемся вникнуть в самые глубины насилия.

Когда вы называете себя индуистом, магометанином, христианином, или европейцем, или еще кем-либо, вы проявляете насилие. Вам понятно, почему это насилие? Потому, что вы отделяете себя от других, от остального человечества. Когда вы отделяете себя верованием, национальностью, традицией — это порождает насилие. Поэтому человек, стремящийся понять насилие, не принадлежит ни к какой стране, ни к какой религии, ни к какой политической партии или системе. Все его мысли заняты только стремлением понять человечество.

Существует только две основных философских позиции в отношении насилия; одна гласит: насилие — прирожденное свойство человека, другая утверждает: насилие — это результат социальной и культурной среды, в которой мы живем. Нас не интересует, какой позиции мы придерживаемся, — это не важно. Важен сам факт, что нам присуще насилие, а не его причина.

Одно из самых обычных проявлений насилия — это гнев. Когда нападают на мою жену или сестру, я говорю, что испытываю справедливый гнев. Когда нападают на мою страну, на мои идеи, мои принципы, мой образ жизни, я в справедливом гневе. Я гневаюсь также, когда нападают на мои привычки, на мои мелкие убогие мнения. Когда вы больно задеваете меня или оскорбляете, я прихожу в гнев; если вы бежали с моей женой, я испытываю ревность, и эта ревность называется справедливой, потому что моя жена — моя собственность. И обычно все эти формы гнева являются морально оправданными. Убийство ради своей страны также оправдывается. Так что когда мы говорим о гневе, который является частью насилия, то будем ли мы рассматривать гнев в терминах справедливого или несправедливого гнева в соответствии с нашими собственными наклонностями, господствующей внешней традицией, или будем рассматривать гнев как таковой? Существует ли вообще справедливый гнев? Или это только гнев? Не существует ни хорошего, ни дурного влияния, есть только влияние. Но когда вы находитесь под влиянием чего-то, что мне не нравится, я называю это вредным влиянием.

Когда вы защищаете вашу семью, вашу страну, маленький цветной лоскут, именуемый знаменем, верование, идею, догму, вещь, которую требуете или которой владеете, сам факт этой защиты указывает на гнев. Так вот, можете ли вы рассматривать гнев без толкования, оправдания, не говоря: Я должен защищать мое имущество, или я был вправе испытывать гнев, или как глупо было гневаться? Можете ли вы смотреть на гнев как на нечто, существующее само по себе? Можете ли вы смотреть на него совершенно объективно, т.е. не оправдывая и не осуждая его? Можете ли вы смотреть на него именно таким образом?

Могу ли я смотреть на вас независимо от тот, испытываю ли я к вам вражду или считаю вас чудесным человеком? Я могу увидеть вас только тогда, когда буду смотреть с определенным вниманием, в котором не будет представлен ни один из этих аспектов отношений. И могу ли я смотреть на гнев таким же образом? А именно, что я не защищаюсь от этой проблемы, не сопротивляюсь ей, что я наблюдаю этот необыкновенный феномен без какой-либо реакции на нет?

Очень трудно смотреть на гнев бесстрастно, ибо он есть часть меня, но именно так я пытаюсь смотреть. Вот я, склонный к насилию человек, безотносительно к тому, черный ли я, коричневый, белый или красный. Для меня неважно, является ли эта склонность унаследованной или возникшей под влиянием общества; для меня важно лишь одно: возможно ли быть свободным от нее. Быть свободным от склонности к насилию — это для меня все. Это для меня важнее, чем секс, пища, положение, ибо эта склонность развращает меня, она губит меня и губит мир, и я хочу понять ее, я хочу быть выше нее. Я чувствую себя ответственным за весь этот гнев и насилие в мире. Я чувствую свою ответственность, и это не только слова. Я говорю себе: Я смогу что-то сделать, если только окажусь способным возвыситься над гневом, над насилием, над национализмом. И то чувство, что я должен понять насилие в самом себе, дает потрясающую энергию, страстное желание исследовать.

Но возвыситься над насилием — не значит подавлять его, отбросить его или сказать: Что ж, — это часть меня, и с этим ничего не поделаешь или Я этого не хочу. Я должен видеть насилие, я должен его изучить, я должен очень тесно с ним соприкоснуться, но такое соприкосновение невозможно, если я его оправдываю или осуждаю. Даже осуждая насилие, самим фактом осуждения мы оправдываем его. Поэтому я говорю: перестаньте пока осуждать или оправдывать его.

Так вот, если вы хотите прекратить насилие, если вы хотите прекратить войны, то как много энергии, как много жизненных сил отдаете вы этому? Неужели для вас не имеет значения то, что ваших детей убьют, ваших сыновей призовут в армию, с ними будут грубо обращаться и превратят в пушечное мясо? Разве это не вас волнует? Бог мой, если это вас не интересует, что же вас тогда интересует? Копить деньги? Развлекаться? Принимать наркотики? Неужели вы не видите, что это насилие в вас самих губит ваших детей? Или вы воспринимаете это как некую абстракцию?

Если вы заинтересованы, попытайтесь вникнуть в это всем вашим умом, всем сердцем. Не усаживайтесь поудобней, говоря что же, расскажите мне об этом. Я повторяю вам, что вы не можете внимательно следить за гневом или насилием, если смотрите глазами осуждения или оправдания. И если это не станет для вас жгучей проблемой, вы не сможете прекратить ни гнев, ни насилие. Итак, прежде всего вы должны учиться. Вы должны учиться смотреть на гнев так, как вы смотрите на вашего мужа или жену, на ваших детей. Вам нужно научиться слушать даже политического деятеля. Вы должны выяснить, почему вы не объективны, почему вы осуждаете или оправдываете; вы должны понять, что вы осуждаете и оправдываете, поскольку само осуждение или оправдание является частью социальной структуры, в которой вы живете, вашей обусловленности как немца или индуса, негра или американца, кем бы вы ни оказались по своему рождению со всей тупостью ума, проистекающей из обусловленности. Чтобы учиться раскрывать нечто фундаментальное, вы должны быть способны проникать глубоко. Если у вас грубое орудие, тупой инструмент, вы не сможете проникнуть глубже. Поэтому сейчас мы хотим сделать более острым наш инструмент, наш ум, который стал тупым от всех этих оправданий и осуждений. Вы сможете. вникнуть глубоко, если ваш ум такой же острый, как иглы, такой же крепкий, как алмаз.

Не имеет смысла, развалившись в кресле, спрашивать: Как мне сделать свой ум таким? Вы должны хотеть, чтобы он стал таким, так же, как жаждете вы сейчас вашей следующей трапезы, и вы должны понять, что тупым и глупым делает ваш ум чувство неуязвимости, которое оградило вас стеной и которое является частью этого осуждения и оправдания. Когда ваш ум избавится от этого, вы сможете смотреть, изучать, углубляться — и придти. быть может к такому состоянию, когда вы полностью осознаете всю правду.

Итак, давайте вернемся к центральной проблеме — возможно ли искоренить склонность к насилию в нас самих? Если вы говорите Вы не изменились, почему же? — это тоже одна из форм насилия. Я так не говорю, я не собираюсь убеждать вас в чем бы то ни было. Эта ваша жизнь не моя, ваш образ жизни — это ваше дело. Я спрашиваю, возможно ли для человека, живущего в любом обществе, полностью внутренне освободиться от склонности к насилию? Если это возможно, сам этот процесс приведет к совершенно иному образу жизни.

Большинство из нас принимает насилие как норму жизни. Две ужасающие войны ничему нас не научили. Они только создавали все больше и больше барьеров между людьми, между вами и мной. Но что делать тем, кто хочет избавиться от насилия? Я не думаю, что можно чего-либо достичь посредством анализа, кто бы его ни проводил — мы сами или профессиональный аналитик. Нам, быть может, удастся себя изменить, жить несколько более спокойно, несколько сильнее ощущать любовь, но это не даст нам целостного восприятия. Однако я все же должен знать, как вести анализ, так как в процессе анализа мой ум становится необычайно острым, и это качество остроты, внимания, серьезности делает восприятие целостным. Человек не в состоянии охватить все одним взглядом. Эта ясность видения возможна только если вначале человек видит все детали, а затем происходит скачок к целостному восприятию.

Некоторые из нас, чтобы избавиться от насилия, прибегают к представлению, к идеалу так называемого ненасилия: мы думаем, что, имея идеал, противоположный насилию, мы избавимся от действительном насилия, но это невозможно. У нас было неисчислимое количество идеалов, ими полны все священные книги, однако же мы все еще склонны к насилию, так почему же нам не взяться за само насилие как таковое, чтобы потом полностью забыть это слово?

Если вы хотите понять нечто действительное, вы должны отдать ему все свое внимание, всю энергию. Эти внимание и энергия рассеиваются, когда вы создаете фиктивный идеальный мир. Можете ли вы полностью изгнать идеал? Человек по-настоящему серьезный, стремящийся выяснить, что есть причина, что есть истина, что есть любовь, вообще не имеет идей, он живет только в том, что есть.

Чтобы исследовать сам факт своего гнева, вы должны отбросить всякое суждение о нем, ибо, как только вам приходит мысль о его противоположности, вы его осуждаете и поэтому не можете видеть таким, каким он является в действительности. Когда вы говорите, что не любите или ненавидите кого-то, это факт, хотя это и звучит ужасно. Если вы глядите на этот факт, полностью проникаясь им, он просто перестает существовать. Если вы говорите: Я не должен ненавидеть, в моем сердце должна быть любовь, — то вы живете в мире лицемерия, двойного стандарта поведения. Жить полно, в данном мгновении — значит жить в том, что есть, жить в действительности, без какого бы то ни было чувства осуждения или оправдания, — тогда вы начинаете понимать этот факт так целостно, что ваш гнев перестает существовать. Когда вы ясно видите эту проблему — она решена.

Но можете ли вы видеть ясно факт насилия? Факт насилия не только вовне, но и внутри вас? Это означало бы, что вы полностью свободны от насилия, потому что не прибегали к идеологии, чтобы избавиться от него. Для этого требуется очень глубокая медитация, а не согласие или несогласие на словах.

Вы прочли ряд утверждений, но поняли ли вы их по-настоящему? Ваш обусловленный ум, ваш образ жизни, вся структура общества, в котором вы живете, препятствуют тому, чтобы вы увидели факт и освободились от него мгновенно. Вы говорите: Я подумаю об этом, я разберусь, возможно ли быть свободным от насилия, или это невозможно. Но я хотел бы, я попытаюсь избавиться от него. Это одно из самых ужасных ваших заявлений: Я хотел бы, я попытаюсь. Самое лучшее для вас не пытаться: или делайте, или не делайте. Вы полагаетесь на время, когда дом уже объят пламенем. Дом горит в результате насилия, царящем во всем мире и в вас самих, а вы говорите: Дайте мне подумать об этом. Какая идеология окажется самой действенной, чтобы погасить огонь? Когда ваш дом горит, обсуждаете ли вы цвет волос человека, несущего воду?

Глава VII

Отношения. Конфликты. Общество. Бедность. Наркотики. Зависимость. Сравнивание. Желание. Идеалы. Лицемерие.

Прекращение насилия, которое мы только что обсуждали, не означает, что ум находится в таком состоянии, когда он пребывает в мире с самим собой и, следовательно, во всех своих отношениях с другими.

Отношения между людьми основаны на формировании представлений, что является защитным механизмом. Во всех наших отношениях каждый из нас создает образ другого, представление о другом, и отношения существуют не между людьми, а между этими двумя представлениями. У жены есть представление о муже, быть может, она этого и не осознает, но оно имеется, а у мужа есть представление о жене. У человека есть представление о себе самом, о стране, и мы непрерывно усиливаем эти представления, все время что-то к ним добавляя. Именно между этими представлениями и существуют фактические отношения. Действительные отношения между двумя или многими людьми полностью прекращаются, когда происходит формирование представлений, образов. Вполне очевидно, что отношения, основанные на представлениях, никогда не могут внести мир в эти отношения, ибо представления нереальны, а человек не может жить абстрактно. Между тем все мы именно это и делаем. Мы живем в идеях, теориях, символах, представлениях, созданных нами о себе и о других и вовсе не являющихся реальностью. Все наши отношения, по сути своей, основаны на этих формирующих образах, и поэтому они всегда порождают конфликт. Как же тогда для нас возможно пребывать в мире — и в самих себе, и в наших отношениях с другими? В конечном счете жизнь это движение в отношениях, вне жизни их вообще не существует, и если жизнь основана на абстракции, на идее или спекулятивном предположении, то такая абстрактная жизнь неизбежно должна создавать отношения, которые становятся полем битвы. Итак, возможно ли для человека жить спокойной внутренней жизнью без каких-либо форм принуждения, подражания, подавления или сублимирования? Может ли он создать в самом себе такой порядок, который стал бы основным качеством жизни, не зависящим от системы идей, создать внутреннее спокойствие, которое никогда ничем не может быть нарушено, — и не в некоем фантастическом, мистическом, абстрактном мире, а в повседневной жизни, дома и на работе? Я полагаю, что мы должны вникнуть в этот вопрос очень тщательно, ибо в нашем сознании нет ни одной точки, не затронутой конфликтом. Во всех наших отношениях, будь то отношения с самым близким человеком, соседом или с обществом, существует конфликт, конфликт противоречий, расхождений во взглядах, разделенности, двойственности. Наблюдая себя и наши отношения с обществом, мы видим, что на всех уровнях нашего бытия существует конфликт, конфликт больший или меньший, вызывающий поверхностные ответы или ведущий к катастрофическим последствиям.

Человек принимает конфликт как неотъемлемую часть повседневного существования, потому что он примирился с конкуренцией, завистью, жадностью, стяжательством или агрессивностью как с естественным порядком вещей. Принимая такой порядок вещей, мы принимаем структуру общества такой, как она есть, и живем по шаблону респектабельности. Большинство из нас находится в плену этого шаблона, желая быть предельно респектабельным. Когда мы исследуем наши умы и сердца, наш образ мышления, наши чувства и то, что мы делаем в нашей повседневной жизни, мы убеждаемся, что, пока мы приспосабливаемся к шаблону жизни, жизнь должна быть полем битвы; если мы не принимаем этого, а ни один истинно религиозный человек не может примириться с таким обществом, то мы полностью свободны от психологической структуры общества.

Большинство из нас многим обогатились от общества: жадность, зависть, гнев, ненависть, подозрительность, тревожность — все, что общество создало в нас и что мы создали в себе сами, — все это имеется у нас в изобилии. Различные религии во всем мире проповедуют бедность. Монах облачается в монашеское одеяние, меняет свое имя, бреет голову, поселяется в келье, дает обет бедности и воздержания. На Востоке у нем имеется одна лишь набедренная повязка, один плащ, одна трапеза в день, и все мы уважаем такую бедность. Но у этих людей, облачившихся в одеяние бедности, все же внутренне, психологически имеется изобилие мирских вещей, ибо они все еще продолжают добиваться положения и престижа. Они принадлежат к тому или иному монашескому ордену, к той или иной религии. Они все еще живут в разделениях культуры, традиции. Это не бедность. Бедность — это полная свобода от общества. Хотя человек может иметь несколько больше одежды, несколько больше еды, какое это может иметь значение? Но, к несчастью, большинство людей имеет склонность к эксгибиционизму, к самолюбованию и саморекламе.

Бедность становится удивительно прекрасной, когда ум свободен от общества. Человек должен стать бедным (то, что Евангелие называет нищие духом), бедным внутренне, ибо, когда нет исканий, нет вопросов, нет желаний, нет ничего — только эта внутренняя бедность может увидеть Истину жизни, в которой совсем нет конфликта. Такая жизнь — это благословение, которое нельзя найти ни в какой церкви, ни в каком храме.

Но как мы можем освободиться от психологической структуры общества? Что означает освободить себя от самой сути конфликта? Не представляет труда надрезать и отломить некоторые ветви конфликта, но мы сейчас спрашиваем себя, можно ли жить в полном внутреннем и, стало быть, внешнем спокойствии? Это не означает, что мы просто должны жить растительной жизнью или пребывать в состоянии застоя. Наоборот, мы станем динамичными, живыми, полными энергии.

Для того, чтобы это понять и освободиться от любых проблем, мы нуждаемся в огромной, пламенной, постоянно текущей энергии, энергии не только физической и умственной, но также энергии, не зависящей от какого-либо мотива, от какого-либо психологического стимула. Если мы зависим от каких-то стимулов, то сами эти стимулы делают наш ум тупым и бесчувственным. Принимая какой-то вид наркотика, мы можем получить энергию, которой достаточно, чтобы в течение некоторого времени очень ясно видеть вещи, но мы возвращаемся к нашему прежнему состоянию и все в большей и большей степени начинаем зависеть от наркотика. Таким образом, всякое стимулирование, получено ли оно от церкви, от алкоголя или от наркотиков, от написанного или сказанного слова, неизбежно создаст зависимость, и эта зависимость помешает нам ясно видеть и понимать, и, следовательно, лишит нас необходимой жизненной энергии.

К сожалению, мы всегда психологически от чего-то зависим. Почему имеется это побуждение — быть в зависимости? Мы с вами предприняли это путешествие совместно, вы не ждете, чтобы я указал вам причины вашей зависимости: если мы проведем наше исследование совместно, мы сделаем наше открытие вместе. Таким образом, это будет вашим собственным открытием и, будучи вашим, оно даст вам жизненную силу.

Я открываю для себя, что я нахожусь в зависимости от чего-то, скажем, от аудитории, которая будет стимулирующе воздействовать на меня. Я получаю от аудитории, от обращения к большой группе людей, некоторый вид энергии, и поэтому я зависим от этой аудитории, от этих людей, соглашаются ли они со мной или нет. Чем больше они не соглашаются, тем больше жизненной энергии они мне дают. Если они соглашаются, то их согласие становится очень поверхностным, пустым. Так я открываю, что нуждаюсь в аудитории, ибо обращение к людям — это мощный стимулятор. Почему? Почему я зависим? Потому что в самом себе, внутренне, я пуст, поверхностен, во мне нет источника энергии, который всегда полон, обилен, всегда в движении, преисполнен жизненной силы, текучей, живой. Вот почему я зависим. Я установил причину.

Но освободит ли меня это понимание от зависимости? Поскольку установление причины есть акт чисто мысленный, то вполне очевидно, что оно не освободит ум от зависимости. Чисто интеллектуальное восприятие идеи или эмоциональное приятие идеологии не могут освободить ум от зависимости; он все же будет зависеть от чего-то, что будет его стимулировать. Ум освобождается от зависимости, когда он осознает полностью всю структуру и природу стимулирования и зависимости, когда он осознает то, как эта зависимость делает его глупым, тупым, инертным. Лишь целостное сознание этой структуры делает ум свободным.

Поэтому я должен выяснить, что значит сознавать целостно. До тех пор, пока я воспринимаю жизнь с определенной точки зрения, смотрю на нее сквозь призму определенного опыта, которым я особенно дорожу, опираюсь на накопленные мною определенные знания, поскольку все это составляет мою объективную основу, мое я, до тех пор я не могу видеть целостно. Я установил интеллектуально, на уровне слов, с помощью анализа причину моей зависимости, но все исследования, ведущиеся мыслью, неизбежно являются фрагментарными; поэтому увидеть что-либо целостно я могу только в том случае, если мысль не вмешивается.

Только тогда я вижу факт моей зависимости, я вижу действительно то, что есть. Я смотрю на это без всякого нравится и не нравится, я не стремлюсь избавиться от этой зависимости, быть свободным от ее причины. Я наблюдаю ее, и когда происходит такое наблюдение, я вижу всю картину в целом, а не отдельные ее фрагменты, а когда ум воспринимает целостную картину — это есть свобода. Теперь я выяснил, что там, где имеется фрагментирование, происходит рассеяние энергии. Я установил подлинный источник растраты энергии.

Вы, быть может, считаете, что не происходит растрачивания энергии, если вы подражаете, если вы подчиняетесь авторитету священника, ритуала, догмы, партии или какой-либо идеологии, но следование, подчинение идеологии, независимо от том, хороша она или плоха, преисполнена она святости или нет, — есть фрагментарная деятельность и, следовательно, причина конфликта. А конфликт неизбежно будет возникать до тех пор, пока будет разделение на то, что должно быть, и то, что есть, и всякий конфликт есть растрачивание энергии. Если вы спрашиваете себя: Как мне освободиться от конфликта?, вы создаете новую проблему и, следовательно, усиливаете конфликт. В то время как если вы воспринимаете его, как факт, смотрите на него, как вы смотрели бы на какой-то конкретный объект, ясно, непосредственно, тогда вы поймете самую важную истину — поймете, что существует такая жизнь, в которой вообще нет конфликтов.

Давайте взглянем на это по-другому. Мы всегда сравниваем то, какие мы есть, с тем, какими мы должны быть. То, какими мы должны быть, есть проекция нашей мысли о том, какими нам следовало бы быть. Противоречие возникает и когда мы сравниваем себя не только с кем-то или чем-то, но и с тем, какими мы были вчера. Следовательно, существует конфликт между тем, что должно быть, и тем, что есть. То, что есть, существует только тогда, когда нет сравнения вообще. А жить с тем, что есть, означает пребывать в состоянии спокойствия, мира. Только тогда вы можете отдать все ваше внимание, ни на что не отвлекаясь, тому, что внутри вас, будь то отчаяние, тревога, уродливость, жестокость, одиночество, и жить со всем этим; тогда не существует противоречия и, следовательно, нет конфликта.

Но мы все время себя сравниваем с теми, кто богаче, кто более удачлив, более умен, более любим, более известен, более это и более то. Это более играет необычайно важную роль в нашей жизни. Это оценивание нас в сравнении с чем-то или с кем-то является самой первой причиной конфликта.

Но почему вообще происходит сравнение? Почему вы сравниваете себя с другими? Нас учили этому с детства. В каждой школе А сравнивается с В, и А губит себя для того, чтобы быть похожим на В. Когда вы не сравниваете вообще, когда нет идеала, нет противоположного, нет фактора двойственности, когда вы больше не ведете борьбы, чтобы стать иным, чем вы есть, что тогда происходит с вашим умом? Ваш ум перестает создавать противоположное и становится в высшей степени мудрым, в высшей степени сенситивным, способным на огромную страсть, потому что усилие есть расточение страсти, той страсти, которая есть жизненная энергия, а вы ничего не можете совершить без страсти.

Если вы не сравниваете себя с другими, вы будете тем, что вы есть. С помощью сравнивания вы надеетесь развиваться, расти, стать более разумным, более красивым. Но вот только станете ли? Фактом является то, что вы есть, и при сравнивании происходит фрагментирование факта, что означает пустую трату энергии. Восприятие себя таким, как вы есть, без какого-либо сравнивания, дает вам громадную энергию, чтобы видеть. Если вы можете смотреть на себя без сравнивания, то вы окажетесь выше сравнивания, что не означает, что ваш ум застыл в самодовольстве. Таким образом, мы видим, как ум впустую, в сущности, растрачивает энергию, которая так необходима для понимания целостности жизни.

Я не хочу знать, с кем я в конфликте. Меня не интересуют мои частные периферические конфликты. То, что я хочу знать, — это почему должен существовать конфликт вообще. Когда я задаю себе этот вопрос, я вижу основную проблему, не имеющую ничего общем с периферическими конфликтами и их решением. Обращаясь к центральной проблеме, я вижу (вы, быть может, тоже видите?), что сама природа желания, если она не понята должным образом, неизбежно ведет к конфликту.

Желание всегда противоречиво. Я желаю самых противоречивых вещей, что не означает, что я хочу уничтожить желание, подавить, контролировать или сублимировать его. Я просто вижу, что само желание по сути своей противоречиво. Противоречивы не объекты желания, но сама природа желания как таковая. Я должен понять природу желания, прежде чем смогу понять конфликты. Внутренне мы находимся в состоянии противоречия, и это состояние противоречия вызвано желанием; желанием, являющимся, как мы уже говорили, погоней за удовольствием и стремлением избежать страдания.

Итак, мы видим, что желание — основа всякого противоречия, желание чего-то или нежелание этого является двойственным. Когда мы делаем нечто приятное, в это совсем не включено усилие, не правда ли? Но удовольствие приносит страдание, и тогда возникает борьба, чтобы избегать страдания. А ведь это снова потеря энергии. Почему у нас вообще существует двойственность? В природе, конечно, имеется двойственность: мужчина и женщина, свет и мрак, ночь и день; но почему в нас существует двойственность внутренняя, психологическая? Прошу вас, продумайте это вместе со мной, прошу вас, не ждите, чтобы я сказал вам ответ. Чтобы выяснить это, вы должны заставить поработать ваш собственный ум. Мои слова лишь зеркало, в котором вы должны наблюдать самих себя. Почему в вас существует эта психологическая двойственность? Не потому ли, что нас с детства всегда учили сравнивать то, что есть, с тем, что должно быть? Мы обусловлены тем, что правильно и неправильно, что хорошо и что плохо, что морально и что неморально. Не возникла ли эта двойственность в связи с тем, что мы верим, будто мышление в понятиях противоположных таким понятиям, как насилие, зависть, ревность, низость, поможет нам от всего этого избавиться? Не используем ли мы противоположное в качестве рычага как средство избавиться от того, что есть? Или это бегство от действительности? Не пользуетесь ли вы противоположным, как средством убежать от действительности, с которой вы не знаете, как быть? Или это происходит от того, что вам на протяжении тысячелетий внушали, что вы должны иметь идеал, противоположный тому, что есть, чтобы справиться с настоящим? Когда у вас имеется идеал, вы думаете, что он поможет вам избавиться от того, что есть, но этого никогда не происходит. Вы можете проповедовать ненасилие до конца своих дней, и все же постоянно сеять семена насилия. У вас есть представление о том, каким вы должны быть, как вы должны действовать, но между тем вы действуете совсем иначе; итак, вы видите, что принципы, верования и идеалы должны неизбежно вести к лицемерию, к нечестной жизни. Именно идеал создает противоположное тому, что есть, и поэтому, когда вы знаете, как поступить в отношении того, что есть, противоположное уже не нужно.

Стремление походить на кого-то другого или соответствовать вашему идеалу — одна из главных причин противоречия, смятения и конфликта. Ум, находящийся в смятении, что бы он ни делал и на каком бы он ни был уровне, будет оставаться в смятении. А всякое действие, рожденное смятением, ведет к дальнейшему смятению. Я вижу это очень ясно. Я вижу это так же ясно, как непосредственную физическую опасность. И что же тогда происходит? Я больше не действую в состоянии смятения. Таким образом бездействие становится целостным действием.